86. Е. А. БАРАТЫНСКОМУ
Март-май 1828 г. Харьков
Душа моя, я получил письмо твое {1}, как не знаю что-то радостное, драгоценное. Теперь только понимаю, какую цену имели для тебя мои письма в Финляндии. Понимаю и каюсь, что редко писал к тебе. Не наказывай меня тем же. Заплати за зло добром и будешь мною поставлен выше всех угодников божиих. Вообрази, я на чужой стороне, занят поверкою счетов и допросами по целым дням. И когда кончу - не знаю. Пиши ко мне всякую неделю и молись о свидании {2}. Благодаря бога, читаю изредка журналы ваши и любуюсь издалека на игру страстишек журнальных. Как это ты, живучи в Москве, не приучил к повиновению мальчишек Шевыревых и им подобных? Это стыдно. Докажи им, что статья о литературе 1827 года {3} совершенно школьническая, и какая! Даже Булгарин прав, говоря об ней. Не напоминаю уже, что, писавши по-русски, надо знать по-русски; не худо сказать им, что с должным почтением не оценив отживших и современных писателей, нельзя кидать взора на будущее, или он будет недальновиден. Скажи Шевыреву, что мы в нем видим талант в переводах с Шиллера, в свободе писать хорошие стихи, но ничуть не в вымыслах вдохновенных. Изысканность в подобиях, может быть, будет еще смешнее плаксивости Карамзинской и разуверений 1/4 века Жуковского. Скажи ему, что он смешон, укоряя меня в невежестве {4}. Он еще азбуке не учился, когда я знал, что роман, повесть, Геснерова идиллия, несмотря на форму, суть произведения поэзии.
Порядка же в "С<еверных> цвет<ах>" не переменю - потому же, почему никто из славных поэтов не перемешивал вместе своих повестей, стихами и прозою писанных, почему большая часть немецких издателей альманахов не смешивает прозы со стихами, - и так далее. Суждение же его о твоей "Последней смерти" {5} воняет глупою посредственностию. Аминь. Обмываю виндзорским мылом руки, полощу рот и чистый подхожу к ручке милой Настасьи Львовны. Желаю вам здоровья, детей, стихов и той же дружбы ко мне.
Длв.
86. Баратынский, 1869, с. 415—416 (с пропусками и неточностями).
1. Письмо не сохранилось.
2.
3. «Обозрение русской словесности за 1827 год» (MB, 1828, № 1, с. 59—84), расценена Булгариным как «наполненная противоречиями и ошибками всякого рода» (СПч., 1828, № 11, 26 января). Этот отклик Булгарина очень раздражал Шевырева, который «беспрестанно говорил» о нем (см. письмо № 83; Барсуков, II, с. 166—169).
4. «поэзии» и «прозы»; под «поэзией» понимались не «стихи», а эстетическое качество жанров и произведений.
5. Стих. Баратынского «Последняя смерть» (СЦ на 1828) оценивалось в той же статье как «отрывок», не заключающий в себе «полного смысла»; автор возражал Н. А. Полевому, находившему, что в нем «вдохновенная поэзия сливается с философическою идеею» (МТ, 1828, № 1, с. 125). Критическая оценка Баратынского как «поэта выражения» более, чем «мысли и чувства», содержалась также в «Обозрении...» Шевырева. Ответ на эти суждения, во многом совпадающий с письмом Дельвига, дал О. М. Сомов в СЦ на 1829 (см.: Вацуро, с. 152).